"На гремучем горючем надежды, стыда, неуспеха". Стихи Натальи Мазо.

[cegob]

II Ты знаешь край

* * *

Воздушный океан качается всем телом,
Весь прах уже сметён с поверхности земли,
И нет ни птицы в небе опустелом –
В стеклянной, ветреной дали.

Ещё не хлынул дождь, который всё растопчет
И выбьет на лугах траву,
А липы чёрные склоняются и ропщут
Над мусором в пристанционном рву.

Когда сойдёшь с ума от головокруженья
И шума рвущейся листвы,
И, прислонясь к стволу, почувствуешь движенье
Корней, натянутых, как жилы тетивы,

Осталось, скорчившись на дне глубокой рощи,
Смотреть в проём над головой
И ждать, что смерть трагичнее и горше,
Чем жёлтый свет предгрозовой.

1987



* * *

…Но есть окутанный туманом сад:
там туча испускает свет лимонный,
и влагой золотой обиты клёны,
и капли редкого дождя висят

и падают – вслепую, невпопад
и с нежностью, какой-то полусонной,
сквозь тишину и долгий листопад
в размытый дёрн, набухший, невесомый…

Ты говоришь, что нет в любви греха.
И туча так прозрачна и тиха,
как будто воск расплавленный стекает…

И на моём плече твоя рука…
И время спит. И тянется пока…
И дождь стоит в очах. И боль стихает…

1988


* * *

Наши тени пойдут появляться в обнимку
в переулках, на улицах и на бульварах,
вызывая в автобусной давке заминку,
заставляя народ отступать с тротуаров.

Или, скажем, под лампой в уютной квартире
целоваться начнут, не заботясь о мере,
чем напомнят живущим о сдвинутом мире,
вызывая неясное чувство потери.

…Да и мне доведётся на них натолкнуться,
у Никитских ворот подходя к светофору.
Всё никак не расстанутся – спорят, смеются,
Всё не верят объявленному приговору.

1988 – 21.10.2003


* * *

Ты знаешь край? – А ты? Смотри в экран:
Как блеск и шум волны непререкаем!
Лимон и лавр – и мы с тобой вступаем
В любимейшую из Господних стран.

Пройдём же грань, где за стеклянным краем
Нас не догонят скука и обман,
Где не загонят холод и туман
В дома, которых мы не выбираем.

Где нас не остановит снегопад –
Патруль весны, трясущий всех подряд,
Где циферблат над нами не хозяин…

Что, надышались? Можно и назад,
Потрогай мрамор, брось прощальный взгляд –
И вспять на пустыри родных окраин.

1989


* * *

Пижма зацвела. Пошли дожди.
Значит, скоро осень – расставанье,
Хорошо бы навсегда. Желанье
Выдаёт усталость. Подожди
Обижаться. Подойди, послушай:
Лопаются пузыри над лужей,
Хлюпает промокшая листва…
Нет у нас ни крова, ни покрова.
Нашей жизни скудная основа
Непонятно чем ещё жива.
Ты ж учился мастерству разлуки
(Греются заласканные руки,
Льнут вслепую, тянутся в приют)…
Расставанье – нет такой науки,
Только выход: от лихой разлуки
Пьют и плачут, плачут и поют.
…Плакало моё предназначенье,
Ну, да Бог с ним. Времени теченье
Вынесет тебя или меня
В море, в августовское свеченье,
Где по горло соли и огня.

1989


* * *

Что вы лезете мне в душу?
Я не плачу и не трушу,
и прощенья не прошу.
Ваш порядок я не рушу –
Просто воздухом дышу.

Я гуляю подворотней,
где бродить всего вольготней,
чернокаменным двором.
Отчего же в день субботний
вам мерещится погром?

Я крадусь с улыбкой кроткой
ночью тёплой и короткой
вдоль помоечной стены
злой кошачею походкой –
но дрожать вы не должны.

Ну, не прячьтесь! В вас ли дело?
Я б и знать вас не хотела,
да убила, как на грех,
я того, кого жалела
и любила больше всех.

1989


* * *

Карнавал на площади – весело и мило.
На асфальте вмятины от венских каблуков.
Красный «запорожец» проносится мимо
золотых кафтанов и белых париков.

Что там наворочали в твоём гороскопе –
страх и вольтерьянство? Боже, пронеси!
Топи, холопе и яблоки в сиропе
водятся во множестве на Святой Руси.

Выйдет со полуночи, как сирень, распустится
ночь без электричества, утро без воды,
книги в камине, да вечная распутица,
да чашка полыни, да пригоршня лебеды.

И чуме, и ненависти хватит поживы,
Кто в живых останется – тот и будет прав:
надо продержаться до молодой крапивы,
до восстановления наследственных прав.

Хартия вольностей, Бархатная книга…
Обоюдоострая трава из-за бугра…
На куполе Софии прыгает шишига:
- Взвод!
Правое плечо впе-рёд!
По врагам Отечества – ура!

1989


* * *

На листьях огурцов мучнистая роса –
Второе лето пролетело…
Душа выпрашивает лишних полчаса.
Зачем? Ведь мается без дела.

А вот поди ж, вольно ей нежиться в лучах
Передзакатного светила,
Укутывать парник, чтоб перец не зачах,
Чтоб почва ночью не остыла.

Вишнёвый луч включил сосновую кору,
И, словно бы пейзажа мало,
Пастух навеселе гоняет ввечеру
Коров вдоль дачного квартала.

Ну что ж, гуляй, душа! Тащись на дальний лес
И облако, тяжёлое, как висмут,
Играй в бутылочку, гадай на интерес,
Покуда Розанов не свистнет,

Ищи гармонию в потоке мирной прозы,
Благодари тепло и благодать…
Мне нечего ответить на вопросы,
Которые мне некому задать.

1992


* * *

Кого настигла под забором
убийца ночь, кто в гневе скором
уже надежд не подаёт,
кто над бесплодным разговором
как гордый реет самолёт.

Уж трепетным евреям дико
смотреть, как зреет земляника
на унавоженной гряде.
Их мысли схожи, как улика:
разруха… дети… быть беде…

Под этот стон, от зноя вязкий,
в столицу гиблую с опаской
вступает храбрый интурист.
Он перед нашим миром чист,
но щёки заливает краской.

Не бойся, странник, мы под Богом!
На холме мусора отлогом
поют бесстыжие коты,
неся горе свой плач – залогом
гармонии и чистоты.

А мы пока живём не худо:
то ждём гостей, то бьём посуду,
гадаем, скоро ль Страшный Суд…
И есть куда пойти – покуда
тебя в подъезде не убьют.

1993


* * *

Как весело, скользя на мокрых листьях поздних,
Решив, что прошлое пора спалить дотла,
Вдохнуть кладбищенский здоровый воздух –
И вдруг узнать, что вся не умерла.

Что часть души моей, жива в заветной сплетне,
Гуляет Бог-зна где и чёрт-те что творит,
Пока, страшась молвы, звонить коварной ведьме
Не смеет ни один пиит.

Я думала, что боль, бессилие и старость
Займут остаток дней, слетевших под откос:
Ни вдохновения, ни мысли не осталось,
И даже не осталось слёз.

Но ваша клевета спасла меня от тлена,
Когда стояла смерть, как горький дым, в окне –
И значит, я жива, и будут перемены!
Спасибо всем, кто помнил обо мне.

1993


* * *

Достойно есть мычать в ответ на вопросы,
И бить на жалость, и высмеивать слабость.
Достойно девушек смущать неизбежным
И уговаривать их плыть по теченью.

Тогда достойно и отдаться теченью,
Поверив жалости и жадности кормчей,
Бесстрашно путая предсмертные корчи
С бессмертной силой всемогущего пыла.

Я поплыву с тобой по лунной дорожке.
Я поплыву с тобой, куда ты захочешь,
Борясь с теченьем, покоряясь теченью,
Пока не выплывем в зелёное поле.
(Ты скажешь: в море. – Я, пожалуй, поверю,

Закину невод и поймаю обиду,
Потом, подумав, отпущу на свободу –
Пускай плывёт себе обратно в небо,
Ведь ты не любишь несолёную рыбу,
А здесь ни соли, ни костра, ни кастрюли).

Здесь только зыблются зелёные волны
И расступаются вдоль лунной дорожки,
Как гребни пены, васильки и ромашки…
А ты боялся, что не выгребем в небо…

1992 – 1.05.2006


* * *

Сто лет ничего не случалось
и вряд ли случится опять.
Тоска – не беда, а усталость:
не биться, не плакать, а спать.

Горят БТРы вдоль шляха
уныло, как брошенный стих,
и даже еврейская шляпа
не вызовет взглядов косых.

А помню, смеяться хотелось,
едва разгуляется страх.
Слезами приправленный херес
доныне горчит на устах.

Как дни, мои ночи спокойны
в бесслёзной, бесстрашной тоске.
На будни плевать, и на войны,
и жизнь на одном волоске

с сознаньем: не будет ни чуда,
ни выхода добрым и злым
словам из гортани, покуда
я помню Иерусалим!

1995


* * *

В чёрном и синем – о Господи! – в чёрном и синем –
В майке и джинсах, от стирки подёрнутых инеем,
Что я стою и бесцельно жонглирую именем
Жребия, слаще которого в жизни не вынем?

Вот и не вынули.
Толку ли в умершем символе?

1996


* * *

Ты уже глубоко в человечестве – под шеломянем.
Ну а мы рассуждаем о вечности – как не устанем!

Я уже напрягаюсь тебя вспоминать и не помнитьь,
Кто ты – царь, неудачник, пророк, или бес, или скромник.

Десять лет я пытаюсь проститься, а нужно забыться:
Между дрёмой и сном, растекаясь, двоится граница,

Грот, а далее – выход в коричнево-серые дали,
Над которыми веют слова – мы таких и не знали.

Если не испугаться, а в это пространство забраться,
Затеряться, почувствовать пальцами холст декораций,

Постановку, искусство, а проще сказать – подстановку.
Но слова этот мир примеряют, как будто обновку.

И за занавес смотрят: что там, в переполненном зале,
Поправляя друг дружке прозрачно-табачные шали, -

Перед тем, как шагнуть на открытые взорам просторы,
Повинуясь знакомой – мохнатой – руке режиссёра…

Не забыться бы мне было надо, а только открыться –
Взъерепениться, взвиться, пробиться, как текст на странице –

На гремучем горючем надежды, стыда, неуспеха,
Вечных страхов моих, твоего безрассудного смеха!

2000



Начало: Часть I. Утро туманное.

Продолжение следует.